Травмированный человек какой-то частью себя всё ещё остаётся где-то там и тогда, где у него не было достаточного количества поддержки и ресурсов, чтобы справиться. Какой-то части этого человека всё время больно, страшно, стыдно, отвратительно, беспомощно (нужное подчеркнуть и дополнить). Если эту часть особо не трогать, вроде, и не беспокоит. Но стоит ненароком зацепить неловким движением или словом, напомнить запахом, звуком, схожими обстоятельствами, как тотчас же человек как будто возвращается туда, где обстоятельства были сильнее него.
На самом деле речь идёт не о возвращении, а об активизации боли. Та часть, которая всё ещё брошена без помощи где-то там, которой страшно и больно, она, оказавшись даже слегка задета, затмевает своими чувствами и ощущениями всё. Вообще, всё. Нет больше никакой другой реальности, кроме той, в которой находится травмированная, раненая часть. Нет больше никаких других реакций, кроме тех, на которые способна эта болящая и страдающая часть. Нет возможностей сверх тех, какие есть именно у этой части. А какие возможности у того, кто находится в страшной ситуации, где есть угроза жизни, боль, где не видно выхода, нет помощи? Сильно ограниченные возможности.
Когда на передний план выходит именно травмированная часть, человек перестаёт вести себя адекватно. Ну, как «адекватно»? Всё поведение человека становится адекватным той ситуации из прошлого, которая затмевает настоящее, при этом становясь неадекватным настоящей реальности. Кто-то ощущает себя маленьким непутёвым ребёнком, кто-то аффективно злится в ответ на несущественный раздражитель, кто-то впадает в ужас, кто-то плачет будто на пустом месте, кто-то съёживается, кто-то теряет ощущение своего тела…
Спустя время, иногда довольно бысро, всё проходит, человек возвращается в настоящую реальность. Раненая часть уходит на задний план. А на переднем плане оказывается та часть, которая больше и сильнее, та, которая понмает всю неадекватность недавнего поведения, может предположить, как его восприняли окружающие, может оценить, чем врены и как мешают несимметричные настоящему реакции. Чаще всего эта часть начинает слабую и раненую часть либо ругать и стыдить, либо пытаться внушить ей, что для её неадекватного поведения нет никаких причин, напоминает про реальный возраст, про социальный статус, убеждает в отсутствии опасности или иных поводов для беспокойства. В итоге и так пострадавшая часть получает дополнительную порцию страданий. Вместо поддержки, в которой она нуждалась когда-то там и тогда и продолжает нудаться сейчас, только осуждения и увещевания. Хорошо, если не наказания. Так вместо шанса на исцеление только снова и снова удар по больному.
Но исцеление возможно. И начинается оно с обнаружения сочувствия к страдающей своей части, с нахождения грусти о том, что с ней случилось там и тогда, и о том, как это отразилось и продолжает отражаться сейчас, с нахождения сожаления и через это всё — с желания позаботиться и заботы об этой страдающей части. Тогда эта страдающая часть, возможно, не сразу, но заметит, что теперь есть опора, есть поддержка, есть тот, кто сочувствует, кто видит всю боль и не ругает, но старается позаботиться по мере возможностей. Так постепенно случается исцеление.