Новый законопроект о психологической помощи побуждает задуматься о такой сложной и противоречивой теме, как контроль над психологами. По-видимому, если попытки создания такого закона длятся уже давно и по сей день, в обществе и государстве есть запрос на такой контроль. Хотя, психологическая профессия по сути своей является свободной. В ней много разных подходов, методов и практик. Часто успех достигается за счёт индивидуального контакта между психологом и клиентом, применения психологом эксперимента и творчества. И речь идёт отнюдь не об опытах над людьми, а о живых экспериментах, которые представляют собой совместные попытки психолога и клиента найти образ, символ, метафору или решение как, например, в экспериментальной школе гештальт-психотерапии. Психолог ведь не может делать всё это один, не учитывая личность клиента и его обратную связь, а к каждой уникальной личности необходим свой подход. Попытки всё это контролировать и регламентировать привели бы к хаосу, дезорганизации и потере ценных кадров и методов, однако такие попытки раз за разом возобновляются.
Примечательно и то, что контролировать пытаются именно психологов. Не ремонтников, которые могут оказывать некачественные услуги, причинять материальный ущерб и не нести за это никакой ответственности. Не художников, писателей и поэтов, которые аналогично могут влиять на общественное мнение. Не фитнес-тренеров и нутрициологов, в деятельности которых есть риск причинения вреда здоровью. Не астрологов и энергопрактиков, которые точно так же консультируют клиентов. И не представителей иных профессий, которые, если задуматься, могут оказаться не менее, а то и более опасными. А именно психологов, для которых предлагается создать единый реестр, проверять их на адекватность и вписываемость в социум, что, скорее всего, подразумевается под контролем стажа.
Что же стоит за подобными попытками контроля? Понятно, что, с точки зрения организаций, такой контроль может быть выгоден. Для подтверждения квалификации психологов будут организованы группы людей, выделены деньги и созданы рабочие места. Очень вероятно, что это будет платная услуга. С другой стороны, с экономической точки зрения, рынку труда вряд ли будет выгодно столкнуться с огромной толпой безработных и ищущих работу по конкретному профилю специалистов, учитывая, что рабочих мест для психологов и так весьма ограниченное количество. Кроме того, формальный стаж вовсе не всегда соответствует той деятельности, которую психолог ведёт в своей частной практике. К примеру, его формальный стаж может касаться работы с детьми, а он работает со взрослыми. Или он официально отработал какое-то количество лет в психиатрической клинике, но в частной практике консультирует здоровых людей. В этих случаях официальный стаж вовсе не подтвердит его профессионализм, а подтвердит лишь умение вписываться в определённую социальную среду, которое может оказаться бесполезным для самих консультаций.
Очевидно, выгоды подобных инициатив во многом весьма сомнительны, что вновь заставляет задаться вопросом: тогда зачем всё это? Вероятно, помимо выгод, за ними кроется что-то ещё, а именно — страх, ужас перед свободной профессией и тем, что творится за закрытыми дверями кабинета психолога. Ведь специфика психологической профессии и состоит в её закрытости. В кабинете присутствуют только психолог и клиент. Супервизору доступна лишь часть информации, да и та подаётся в таком виде, чтобы клиент не мог быть узнан. Закрытые двери одновременно пугают и вызывают огромное любопытство, подобно тому, которое испытывает ребёнок в эдипальной стадии развития перед закрытыми дверями спальни родителей. С одной стороны, интересно и хочется знать, что же там происходит, да ещё и проконтролировать процесс, ведь один из родителей в этом возрасте обретает повышенную значимость на фоне ревности к другому. С другой стороны, страшно, ведь это табу и запрет. Похоже, именно такое амбивалентное любопытство и движет обществом, формирующим запрос на контроль. И вряд ли оно имеет непосредственное отношение к психологической деятельности. Скорее, оно выступает в качестве метафоры любопытства к чему-то иному, что также находится за закрытыми дверями и вне зоны контроля.
С другой стороны, в современной психологии есть тенденция к инфантилизации личности клиента. Ведь в психологических услугах вряд ли можно найти что-то опасное, если посмотреть на них трезво и здраво. Это всего лишь разговор, диалог с другим человеком. А в разговор человек может вступить где угодно — на улице, на вокзале, на сайте "профи.ру", где есть услуга собеседника. Психологическую беседу отличает от обыденной то, что в ней применяются методы, направленные на исцеление, что, однако, не гарантирует, что эти методы сработают за раз, за десять раз или в принципе. Ведь на конечный результат влияет множество разных факторов, которые как раз при всём желании в слабой степени поддаются контролю. В противном случае, давно бы был изобретён единственный чудо-метод, позволяющий за короткий срок помочь любому клиенту. А инфантилизация личности клиента приводит к тому, что он начинает рассматриваться не как свободно и трезво мыслящий человек, который по собственному желанию может как вступить в диалог, так и выйти из него, как прислушаться к чему-то и взять на вооружение, так и отвергнуть, осознав, что это ему не подходит. А как жертва обстоятельств, с которой вечно плохо обращаются и которую вечно плохо обслуживают плохие родители, что тоже является показательной метафорой переноса агрессии.
Позиция жертвы часто подкрепляется аргументом, что к психологу же приходят люди в стрессе и кризисе, а то и порой в состоянии обострения психических расстройств. Но точно те же люди и точно в таких же состояниях ходят по улицам, обращаются в государственные инстанции, и почему-то там никто не заботится о том, чтобы не нанести им лишнюю психологическую травму, хотя среда современного мира сама по себе весьма агрессивная и травмирующая. Нет, сторонников контроля заботит именно то, что вред может быть причинён при попытке оказать помощь. Хотя, риск при оказании любой помощи есть всегда, даже при медицинской помощи. Например, при реанимационных мероприятиях человеку могут сломать рёбра, а могут его не спасти. При переливании крови есть свои риски, при приёме лекарств и операциях — другие. Но люди, желающие получить помощь, сознательно идут на риск, а порой выбирают участие в медицинских экспериментах, если окончательно отчаялись в консервативных методах лечения. Так чем же подобные риски отличаются от рисков в психологической практике? Ведь человек сам выбирает себе специалиста на огромном рынке, сам в состоянии почитать о психологической практике, проверить образование психолога на сайте, выбрать лучший для себя подход и оптимальную цену, предупредить специалиста о своих особенностях и расстройствах. Всё это находится в рамках контроля и воли того, кто обращается за помощью. Но почему-то возникает соблазн перебросить ответственность и обвинить кого-то другого в неудаче, хотя в ней может быть никто не виноват, а задействованы совсем иные причины — негативный перенос, отсутствие альянса, неготовность к получению помощи и переменам, сильное сопротивление и т.д.
Вероятно, за коллективной позицией жертвы, испытывающей ужас, стоит многолетняя история, и немалую роль в этом процессе играют события последних лет, которые могли привести к эмоциональному выгоранию как специалистов, так и клиентов. В свете кризисных событий всегда хочется чёткости и определённости хотя бы в чём-то, а, если глобально эта потребность не удовлетворяется, ищется способ удовлетворить её локально. Пусть глобальное будущее по-прежнему остаётся неопределённым, зато теперь всё понятно с услугами психологов, благодаря чему становится хоть чуточку спокойнее. Вероятно, именно такой запрос формирует соразмерный ему ответ, хотя, с точки зрения эффективности организации психологической практики, попытки ограничить её свободу приведут лишь к ухудшению её качества из-за уменьшения количества специалистов и подходов, несовпадения официального стажа и фактической деятельности психологов, снижения творческого потенциала профессии и иных факторов. И не окажется ли такая ситуация неправомерной жертвой — вопрос риторический. Ведь именно те люди, которые сегодня ратуют за контроль, уже завтра могут остаться без той доступной психологической помощи, которая позволяла им аккумулировать свою тревогу. Учитывая коллективный характер запроса на контроль, при его реализации целые массы людей будут ограничены в доступе к этой помощи, что вряд ли решит проблему их недовольств и тревог, глобальной причиной которых являются отнюдь не психологи. А к каким последствиям приведёт подобная депривация потребностей в поддержке и успокоении — остаётся лишь предполагать…
Обратиться ко мне за психологической консультацией Вы можете по электронной почте: glassherz@mail.ru