"Просто будь самим собой!", — заботливо советует нам поп-психология, но в том, что означает эта фраза, ещё предстоит разобраться. Ведь для кого-то "быть самим собой" — это поставить себе ирокез, вырядиться в экстравагантные наряды и бросить мусор мимо урны. Для кого-то другого — найти дело своей мечты и реализоваться в нём. А для кого-то третьего — жить в согласии со своим сердцем и следовать побуждениям своей души, даже если она не призывает к какой-то конкретной деятельности, а призывает, например, к созерцанию мира. Но значит ли фраза "будь самим собой", что человеку нужно начать реализовывать все свои импульсы и побуждения без разбора, никак не считаясь со своим окружением? Данная статья будет посвящена попытке ответить на этот вопрос.
Для начала можно попробовать вернуться к истокам этого призыва. Вполне возможно, что его глубинный исток совпал со временем зарождения психоанализа. Ведь именно в то время обнаружилась чёткая взаимосвязь между психологическим и физическим состоянием человека. З. Фрейд лечил больных истерией, тело которых символически выражало симптом, о котором они не были способны ни помнить, ни говорить из-за травмы и её вытеснения. Также, на больных того времени значительное влияние оказывала пуританская культура, которая требовала от людей подавления их сексуальных влечений. Будучи подавленными, они также искали выход через телесные симптомы.
Появившаяся позже гештальт-терапия подхватила идею подавленных или остановленных переживаний человека, и в этом подходе психологи пытались (и до сих пор пытаются) максимально раскрепостить человека в модусе "здесь и сейчас", в контакте с собой и миром. В её основе лежит идея, что вместо того, чтобы прерывать контакт, человек может продолжать его, находя для своих переживаний форму. Т.е. найти способ сказать или сделать что-то, когда он зол или расстроен. Побить подушку, разорвать бумажку, скорчить гримасу — сделать что угодно, что приведёт его в согласие с актуальным переживанием.
Таким образом, психоанализ способствовал "распаковке" влечений и психологических травм из прошлого человека вместе с сопутствующими им переживаниями, а гештальт-подход во многом шёл напрямую к актуальным переживаниям, которые человек прямо сейчас подавляет и сдерживает, уходя от контакта. Восстанавливая этот контакт или вспоминая вытесненное, мы восстанавливаем целостный процесс переживания, но, вспоминая об изначальной теме статьи: можно ли сказать, что в этом переживании мы являемся "самим собой"? Можно ли допустить, что мы и есть тот самый сгусток влечений и импульсов, который культура и социум заставляют нас подавлять?
В некотором смысле вполне возможно, что это и так, однако ответ на вопрос о том, что же всё-таки значит "быть самим собой", зависит от того, как мы понимаем это самое подлинное "я" и его сущность. А в разных направлениях и школах психологии это понимание может различаться. С точки зрения того же психоанализа, человек переполнен отнюдь не гуманистическими стремлениями. Его влечения имеют инстинктивную основу и столь же инстинктивные механизмы подавления. А это значит, что по природе своей он хищен и в своей глубинной основе руководствуется лишь выгодами выживания и размножения. Более того, поскольку Фрейд выделял инстинкт смерти, влечения человека также могут быть глубоко деструктивными.
Э. Фромм, напротив, полагал, что по природе своей человек добр и гуманистичен, однако он испорчен влиянием капиталистического общества, которое как раз и является причиной деструктивных тенденций. Поэтому лечить с помощью психотерапии отдельных людей не так эффективно — в терапии нуждается всё общество.
Если пойти в вопросе поиска того самого подлинного "я" ещё глубже, в них можно дойти до феноменологии и разных направлений восточной мысли, которые, впрочем, имеют с ней немало концептуальных сходств. Основатель феноменологии, Э. Гуссерль ставит вопрос куда более радикально: чтобы получить доступ к восприятию подлинного, необходимо отмыслить мир, т.е. подвергнуть его феноменологической редукции, которая означает отбрасывание натуралистического взгляда на мир и воздержание от вынесения суждений по поводу него, чтобы получить возможность усматривать феномены мира в самой их сущности. И, если мы применим этот подход к самим себе и нашему глубинному "я", мы выйдем за пределы всего повседневного, случайного и индивидуального. В том числе за пределы мимолётных побуждений и импульсов нашего сознания к их истоку. Похоже, аналогичный опыт обнаружения подлинного "я" предлагают нам восточные традиции с их медитативными техниками. Но в этом "я" уже не остаётся ничего индивидуального, поскольку оно является универсальной для всех "природой ума" или "атманом", который представляет собой частицу Абсолюта. Согласно Гуссерлю, именно из такого универсального "я" мы и можем понимать других и проявлять эмпатию, поскольку, пребывая в нём, мы осознаём свою глубинную неотличность от других. Но в этом глубинном "я" нас уже вряд ли будет беспокоить цвет нашего ирокеза, какие-то общественные ограничения и запреты, поскольку в нём полностью снимается стремление произвести на других какое-то впечатление, выразить свою уникальную индивидуальность и обрести социальное признание. Такое "я", скорее, созерцательно, чем деятельно, и оно переживается человеком как фон, а не как то, что обязательно должно быть выражено и воплощено.
К.Г. Юнг пытался найти компромисс между индивидуальным и социальным. С его точки зрения, индивидуум и социум не исключают друг друга, а находятся в отношениях взаимного дополнения. Зов Самости человек слышит всегда, однако Самость человека не раскрывается в вакууме. Чтобы индивидуальность могла оформиться и выточиться, человеку необходим социум, поскольку между социальным и индивидуальным в этом случае возникает продуктивное напряжение. В ходе своей социализации человек приносит в жертву индивидуальное, чтобы затем вновь обрести его уже на новом уровне. Символически он проходит путь героя, взбираясь на гору, чтобы потом начать спуск с горы. В противном случае его индивидуация не состоится. А, чтобы он мог нести своё индивидуальное в мир, ему необходима Персона — архетип, с помощью которого он будет осуществлять коммуникацию между индивидуальным и социальным. Ведь никто его не поймёт, если в выражении содержания своей индивидуальности он не будет пользоваться универсальными социальными и культурными символами, как не поняли бы мистиков, если бы они не выражали свой опыт в текстах или образах.
Подводя итоги, можно отметить, что для того, чтобы "быть самим собой", всё же самим собой сначала необходимо стать, что требует от человека кропотливого труда и внимательного самопознания. Подростковый протестный импульс является лишь зачатком такого процесса, однако для подлинного становления собой его явно недостаточно, и от возникновения такого импульса до подлинной индивидуации предстоит долгий и нелёгкий путь, пройти который не так-то "просто", как может показаться под влиянием поп-психологии.
Обратиться ко мне за психологической консультацией Вы можете по электронной почте: glassherz@mail.ru